Кэти Хорин разносит в The Cut модную индустрию в пух и прах.
И правильно делает.
Как верно подмечено, что «дизайнеры все меньше и меньше думают о моде, а фокусируются на модной теме сезона, например 40х, и повторяют все, что уже было придумано: женственные фасоны платьев, строгие линие костюмов и др.
Европейские бренды (даже дома с долгой историей производства высокой моды) начали концептуализировать моду как роскошь. Роскошь означает статус и деньги — эта сумка за 5000 долларов с узнаваемым логотипом. Но формой выражения может быть и выглядящее дорого, но сделанное со вкусом пальто. Судя по количеству кожи и кашемира, а также по необычно нарядным дневным образам на подиумах в последние годы, многие бренды, похоже, стремились к созданию образа ненавязчивого богатства. У него даже есть название: тихая роскошь. Это, несомненно, разумная бизнес-стратегия, и именно ее хотят видеть многие потребители во всем мире. Chanel оценила объем продаж в 17 миллиардов долларов. Когда Марк Джейкобс стал креативным директором в 1997 году, бизнес Louis Vuitton оценивался в 1,3 миллиарда долларов, тогда как сегодня составляет почти 22 миллиарда долларов. Но роскошь и мода – это не одно и то же. Речь идет не о том, чтобы рисковать и говорить: «Я вижу красоту в чем-то, что другие люди считают уродливым или странным». Раньше это видели все, от Готье до Рика Оуэнса, все эти дизайнеры, которые раздвигали границы. В индустрии моды, ориентированной на роскошь, теперь этому нет места.
Матье Блази из Bottega Veneta великолепно умеет использовать множество материалов и новые текстуры для создания сногсшибательных образов на подиуме, но в них нет никаких эмоций». Ну и конечно, не забывает от самом главном — должности Фарелла Уильямса в Louis Vuitton.
Мода умерла, да здравствует люкс!